"Возьми меня снова в Каир!"

Как много написано про Каир! Писателями и журналистами, политиками и историками, археологами и просто путешественниками, побывавшими в этом изумительном городе. Но, пожалуй, книга Дж. Олдриджа о Каире, от которой вы только что оторвались, дорогой читатель, одна из самых ярких и, если хотите, значительных, Я прочитал ее, что называется, залпом. Когда-то точно так же я проглотил олдриджевского "Дипломата". "Каир" не роман, но читается с не меньшим азартом. Именно азартом, неповторимым стремлением узнать от писателя все до конца о великом городе на берегах Нила.

Трудно определить жанр "Каира". Да, это не роман, но и не сухая историческая хроника, подобно той, какую оставил нам Габарти о Египте прошлого века. "Каир" - увлекательная поэма об одном из интереснейших мест на земле, которое сейчас, как и многие сотни лет назад, люди называют Каиром.

Каир не просто город. Это целый сплав городов, Каир не кичлив. В 1969 году египтяне отметили его тысячелетие. В честь события выпущен роскошный фолиант, в котором собраны превосходные фотографии, дана сжатая канва истории столицы ОАР за десять веков. Дж. Олдридж не открывает новой Америки, когда пишет о том, что Каиру лет куда больше. Наверное, не меньше четырех тысяч!

Отчего такое пренебрежение к тщеславию? Наверное, оно в характере египтян. Может быть, они не хотели портить настроение Дамаску, как, впрочем, и Багдаду, за которыми на Ближнем Востоке давно числятся эпитеты "древнейших" и "старейших"?

Но давайте поставим тот же вопрос иначе. Может быть, египтяне тысячелетием Каира хотели прежде всего увековечить его как истинно арабский город? Сказать так весьма соблазнительно. Но ведь никто с таким тщанием, как египтяне, не бережет каирские сокровища, доставшиеся нынешнему городу от далеких, древних и самых древних нильских цивилизаций. Каждый, кто бывал в Каире хотя бы раз, в этом убеждайся на всю жизнь.

Трудно представить себе египтян без Каира. Полтора десятка лет назад с моим коллегой - теперь очень известным журналистом - случилось нечто, о чем стоит рассказать. Он только что приехал в Египет и, естественно, плутал по улицам Александрии, ища дорогу на Каир. На его глазах, наверное, тоже не очень большой александрийский старожил искал дорогу в... Египет! Он говорил на арабском. И могло показаться, что разыгрывается то самое дорожное происшествие, когда голова "идет кругом".

Египтянин не ошибался. Он делал то, что делают миллионы его соотечественников - он называл Каир Египтом. Так принято в этой стране, в которой столица давно стала символом всей страны!

Мне пришлось прожить в Каире шесть лет кряду. Десятки раз я прилетал в него отовсюду - из Москвы и Найроби, Хартума и Асуана, Рабата и Аддис-Абебы. И каждый раз мне казалось, что я прилетаю в родной город. Каир привязчив и по-человечески дружествен. А чувствовать себя как дома удается в нашем мире не везде!

Египтяне настороженно относятся к новым знакомым. Я не оговорился. Гостеприимство египтян, как и арабов вообще, не знает границ. Но одно дело, когда ты гость. И совсем другое, когда ты хочешь быть товарищем. Египтянин долго присматривается к тебе, что называется, "со всех сторон". И, только убедившись, что ты не предашь его - в большом и малом, в житейском и политике, раскроет для тебя свое сердце. И никогда его перед тобой не закроет.

Так и Каир. Он простодушен и подозрителен. Перешагнуть через порог его души не так-то просто. И не правы те, кто считает, что достаточно произнести некую всесильную формулу: "Каир откройся" - и город у твоих ног! Надо еще доказать, что не хочешь ему зла.

Дж. Олдриджу удалось самое удивительное - он почувствовал душу Каира. Наверное, потому, что искренне его любит. Я далек от мысли, что Каир есть само совершенство. Совсем нет! Каир, как простой человек, полон черт очаровывающих так же, как и черт отталкивающих. Но очарования в нем все-таки больше!

Мне пришлось сесть за машинку, чтобы отстучать эту статью после того, как я только что снова летал в Каир. Признаюсь, на этот раз я вернулся с берегов Нила со смешанным чувством. Вот уже более трех лет продолжается израильская агрессия. В Каире же войны не чувствовалось, хотя фронт тогда был всего в ста тридцати километрах, если говорить о расстоянии, ну скажем, до Суэца. На моих глазах египетские юноши спорили о преимуществах советских реактивных самолетов МИГ перед "миражами" и "фантомами". Вечером каирские кинотеатры ломились от публики. Среди желавших попасть на модный американский фильм мелькали фуражки алжирских солдат, слышалась французская речь. Ночью на знаменитой улице Пирамид оглушали неоновыми огнями входы в грохотавшие музыкой ночные стереоклубы.

Днем на оживленных каирских перекрестках разносчики газет предлагали переведенную на арабский язык марксистскую литературу. В книжных магазинах можно было легко найти интересные вещи о Советском Союзе. По каирскому радио звучали передачи о нашей стране. На экранах каирского телевидения не проходило дня без демонстрации советских фильмов. Никто из египтян не скрывает своих искренних симпатий к Советскому Союзу за ту огромную поддержку, которую он оказывает Объединенной Арабской Республике, всем арабам.

В том, что я только что воспроизвел, - мое новое открытие Каира. Дж. Олдридж, сам того не ведая, отлично показал, что Каир по-настоящему не защищал себя не десятилетиями, а веками! В Египет вторглись солдаты Наполеона (кстати, Дж. Олдридж напоминает о давно забытой истине: знаменитый гизский Сфинкс изуродовали отнюдь не французские солдаты - "варвары", что поспешили запечатлеть на гравюрах и даже полотнах теперь уже тоже забытые художники), а каирцы не спешили оборонять свой город. Они словно набирали силу для решающего удара. Но чего это стоило Каиру!

Когда-то нас учили, что исторические аналогии опасны. Рискуя впасть в ошибку, я все-таки попробую объяснить нынешнее состояние молодых каирцев все тем же летаргическим осмыслением существа происходящего в мире. Да и не только в мире, но даже на Ближнем Востоке.

Как-то на званом дипломатическом приеме мой собеседник, известный каирский адвокат, напомнил мне примечательную черту арабской жизни.

- Все, что происходит на берегах Нила, - говорил он, - могучим политическим эхом отзывается во всех арабских столицах. Обратного не происходит!

В июле 1952 года в Каире военные свергли короля и взяли всю полноту власти в стране в свои руки. Тогда произошло, казалось бы, необъяснимое: англичане, стоявшие в зоне Суэцкого канала, равнодушно наблюдали, как перегруженный чемоданами Фарук отплыл в Италию.

Ведь всему миру было ясно, что британская оккупация Египта, начавшаяся в 1882 году - о ней Дж. Олдридж повествует очень интересно, а временами просто захватывающе, - завершается. И совсем не по милости Лондона. Английский посол в Каире безмолвствовал. Тот самый посол, который легко приводил к власти, так же легко свергал египетских хедивов и королевские правительства. Почему англичане молчаливо взирали на то, как гибнет их империя на Ближнем Востоке? Во всяком случае, военный переворот в Каире в ночь на 23 июля 1952 года стал своего рода прелюдией к этой гибели.

Ларчик открывался просто. Поверженного египетского монарха на александрийской пристани провожал американский посол Дж. Кэффери. После второй мировой войны на Ближнем Востоке появилась новая сила - США. Конечно же, американский империализм был ничем не лучше английского. По расчетам же молодых египетских офицеров, пришедших к власти в ночь на 23 июля 1952 года, США могли сыграть роль противовеса, который можно было использовать против Англии.

Накануне переворота подполковник Али Сабри, возглавлявший разведку ВВС Египта, посетил военно-воздушного атташе посольства США в Каире подполковника Эвакса и сообщил ему о предстоящем выступлении "Свободных офицеров". В существовавших тогда условиях этот ход, наверное, был оправданным. Вернее, ловким. США на первых порах сыграли роль столь необходимого противовеса. Англия не рискнула тогда использовать свои части в зоне Суэцкого канала.

Но едва только Египет попытался получить для своей армии современное американское оружие, как в Вашингтоне вспомнили Тройственную декларацию 1950 года, которая была отброшена после переворота в Каире. Ее подписали США, Англия и Франция. Три империалистические державы обязались проводить согласованную политику на Ближнем Востоке, особенно во всем, что связано с поставками оружия странам этого района. Американцы отказались поставить Египту требуемое оружие. Тот самый противовес, который, казалось, уже был в руках молодых египетских офицеров, ускользал и даже начал действовать заодно с англичанами. Те же, как и французы, не хотели оснащать армии арабских стран вообще какой-либо современной военной техникой.

Вспомним июль 1956 года. Государственный секретарь США Дж. Фостер Даллес решил "проучить" президента Насера за его слишком независимую политику. По мнению американских политиков, молодой египетский подполковник слишком активно выступал против Багдадского пакта, который сколачивали США. Дж. Фостер Даллес демонстративно отказал Египту в займе на строительство Асуанской плотины. В ответ Насер объявил о национализации Суэцкого канала. Это был удар уничтожающей силы по всей системе экономического и политического империалистического господства на Ближнем Востоке.

Что тогда делалось в Каире! Город ходил ходуном. Каирцы ненасытно испивали молодое вино свободы их древней страны и были счастливы. Им казалось, что борьба за подлинную независимость уже выиграна. Никто из них не подозревал, что она еще только начиналась. Но Каир так доверчив, и прежде всего к самому себе!

Пусть это не покажется парадоксом. Великий город на Ниле всегда был в центре событий европейских и мировых. Но Каир никогда не был центром этих событий. Всегда ему диктовали, а не он предписывал. Дж. Олдриджу впервые в мировой литературе о Каире удалось дать почувствовать это читателю. Давайте вернемся к XIX веку. Даже в эпоху Мухаммеда Али, когда Каир часто противопоставляли Константинополю (Стамбулу), правителем Египта бып албанец. Только в ночь на 23 июля 1952 года, когда восставшие офицеры низвергли его потомка - короля Фарука, иностранное господство в стране наконец рухнуло. Вдумайтесь в это, читатель. И попытайтесь дать ответ на такой вопрос: может ли любое государство всего за полтора десятилетия избавиться от тяжелейших пороков чужеземного господства?

Каир снова танцевал от неописуемой радости, когда услышал слова Насера о том, что Суэцкий канал принадлежит египтянам. То был порыв в неизвестное. Именно в неизвестное. Впереди Каир, как и весь Египет, ожидали суровые испытания.

На набережной Нила, что в Гарден-сити, долго Тянется глухая стена, за которой укрылось английское посольство. Въезд в него с противоположной стороны. Когда в лучшие для Англии времена его превосходительство посол девал пышные приемы - а это было довольно давно! - раскрывались тяжелые чугунные ворота с вензелями хозяев Букингемского дворца. Сейчас на них большая буква Е. с римской цифрой II, что напоминает о королеве Елизавете Второй.

В Каире давно не оглядываются на английское посольство. Забыты напрочь времена, когда газоны посольства выходили прямо к Нилу - теперь там набережная и по ней снуют автомашины, и даже маленькие ослики торопятся в старый город. Но есть еще каирцы, которые не могут без трепета не только приходить, но даже вспоминать о днях минувших, когда их приглашал к себе сам английский посол!

Скажете, что все это всего "только" анахронизм, неизбежный в такой стране, как Египет? Это так и не так. Англичан-правителей давно нет в Каире, но созданный ими клан прислужников-египтян, которые занимают роскошные виллы в Гелиополисе или том же Гарден-сити, а теперь получают государственные пенсии, стоя в очереди в банках по выплатным дням, остался. И они не только предаются благостным воспоминаниям, но и, внимательно наблюдая за тем, как трудно переживает ОАР израильскую агрессию и ее опасные последствия, с затаенным дыханием ждут провала существующего в стране прогрессивного режима. И не только ждут, но и пытаются ускорить события. Чем? Ну хотя бы убийственным на первый взгляд рассуждением о том, что во времена Фарука война в Палестине продолжалась пять месяцев, а июньская война 1967 года всего шесть дней! Попробуйте спокойно отреагировать на столь злое и недобросовестное сравнение. Ничего не выйдет. Каждый египтянин хочет как можно скорее возвратить оккупируемые израильской армией земли и восстановить военное и политическое реноме своей страны.

И здесь мне кажется уместно вернуться к событиям, происшедшим в Каире вскоре после военного переворота в июле 1952 года. Город встретил выступление армии против короля Фарука восторженно. Но никто не знал ни подполковника Насера, ни генерала Нагиба, ни их окружения. Подавляющее большинство офицеров, пришедших к власти, были молоды. Насеру тогда исполнилось всего 33 года. Все ожидали, что же офицеры собираются делать. Маневр с США удался. В 1954 году английские представители в Каире подписали соглашение об эвакуации британских солдат из зоны Суэцкого канала. Но маневр дал хотя и важный, но частный эффект. Он не разрешил и не мог разрешить коренных проблем Египта.

В 1955 году президент Насер предпринял шаг, "насмерть" испугавший Запад и прежде всего США. Отважный подполковник обратился за оружием к Советскому Союзу. Он получил его, что и переполнило чашу терпения Дж. Фостера Даллеса, посчитавшего такой курс слишком независимым. В сочетании с борьбой Насера против Багдадского пакта это уже было слишком. По крайней мере именно так рассуждали в Вашингтоне.

Американские политики заблуждались. Они не поняли вовремя, что на Ближнем Востоке появилась новая социальная сила - так называемые средние классы, которые практически возглавили борьбу за независимость. И не только за независимость, но и за выживание, а затем и самоутверждение. Каир стал Меккой этих сил. Насер - их знаменосцем. Наверное, в этом секрет того, что все происходящее в Каире теперь действительно немедленно отзывается политическим эхом в других арабских столицах.

Иначе рассуждали в Вашингтоне. Едва только египетские военные в Каире продемонстрировали свою приверженность той самой свободе, ради которой они выступили 23 июля 1952 года, американские политики решили "нажать", а в случае необходимости и сменить строптивых офицеров на послушных, но натолкнулись на непредвиденные препятствия. Самым главным из них, практически непреодолимым была неспособность понять суть египетской революции. Каир представлялся американским политикам почти Ар-Риадом, где они могли менять королей и их руками расправляться с неугодной оппозицией. В Саудовской Аравии такое проходило. Ведь эта арабская страна жила еще в феодализме, и в ней можно было опираться на услужливых монархов и шейхов. Египет же давно развивался по капиталистическому пути. Каирский универсальный магазин "Сикурель" торговал не только английскими и французскими товарами, но и египетскими. Причем товарами отличными, которые производились на египетских фабриках и заводах.

Следует также учесть весьма важный новый элемент обстановки на Ближнем Востоке. Я имею в виду создание государства Израиль. Каирцы, как и египтяне вообще, не фанатики-антисемиты, как их пытаются с некоторых пор изобразить в американской и западноевропейской печати. Евреи в Каире всегда жили спокойно. В городе постоянно функционируют синагоги. В Каире с 1948 года не произошло ни одного еврейского погрома, как их не было и раньше. На Хан аль-Халиле, знаменитом каирском Золотом базаре, я не раз встречал египтян-евреев, которые весьма прибыльно занимаются торговлей и ремеслом.

Всякий, кто пытается утверждать, что Каир чуть ли не антисемитский город, пытаются утвердить ложь. Нет людей более терпимых к религии и обычаям других, чем египтяне. Они могут сопротивляться вторжению в свою духовную жизнь, но никогда не попытаются делать то же самое со своими соседями. Как и Египет, его столица всегда стремится оставаться независимой. Всякую попытку ее ущемить - даже если это будет только казаться, - Каир встретит сопротивлением. В этом его достоинство и беда. Достоинство потому, что воздается каждому, кто умеет постоять за себя, тем более что постоять за себя жизненно необходимо. Беда потому, что не все, что кажется, есть сама жизнь. Но пока Каир в этом успевает разобраться, иногда происходит непоправимое.

Если хотите, в этом квинтэссенция философии многих народов "третьего мира", в том числе арабских. Слишком долго Египет оккупировали и жесточайшим образом обманывали и угнетали англичане, чтобы они им верили. Но ведь мир состоит не из одних только англичан! И сколько раз Каир обманывали пришельцы. В этом огромном городе настороженность часто перерастает в предубежденность, чем пользуются слишком многие - не только иностранцы, но и те египтяне, которых не устраивает происходящее в стране.

Есть в Каире на острове Замалек, рядом с "Гезира спортинг клаб", как этот известнейший на Ближнем Востоке спортивный клуб называют до сих пор на английский манер, небольшое здание. Вокруг него еще сохраняются посты военных моряков. В здании когда-то размещался Совет революционного командования. В нем проходили те самые бурные совещания руководителей "Свободных офицеров", на которых решались судьбы Египта. Проезжая мимо давно опустевшего Дома революции, как его называют в Каире, невольно задумываешься над судьбами тех, кто начинал египетскую революцию. Где они теперь?

Генерал Мухаммед Нагиб - "забытый герой" отнюдь не забытой революции - тихо доживает свой век, существуя как отставной военный на свою совсем не маленькую пенсию. Он не был подлинным руководителем переворота в ночь на 23 июля 1952 года. Генерала пригласили возглавить движение, к которому он не имел никакого отношения. Он был очень популярен в египетской армии.

Появление Мухаммеда Нагиба в роли "отца" "Свободных офицеров" было кстати. Его фигура привлекла к ним внимание и на первых порах обеспечила поддержку многих буржуа. Мухаммед Нагиб не оправдал надежд сторонников и радетелей буржуазно-демократического Египта. В 1954 году, когда генерал готовился к решительной схватке с Советом революционного командования за всеобщие парламентские выборы, которые наверняка привели бы к возрождению парламента и, конечно, старых политических партий, его отправили под либеральный домашний арест.

Теперь появление М. Нагиба в Каире, куда он редко выезжает на стареньком "кадиллаке", не производит никакого впечатления. Судьба к нему благосклонна: генерал здравствует, несмотря на свои преклонные годы. Он даже интересуется политикой, хотя и не привлекает внимания тех, кто ее делает на берегах Нила. Но во всякой благосклонности всегда есть доля недоброй иронии. Мухаммед Нагиб живет на каирской вилле Нахаса-паши, того самого лидера некогда всесильной партии Вафд, которую "Свободные офицеры" отстранили от власти в 1952 году.

Абдель Хаким Амер - маршал, до рокового для него июня 1967 года - опора египетской революции в армии. В момент переворота 1952 года был правой рукой Насера. Родители Амера - зажиточные крестьяне. Маршал был подлинным представителем египетских средних социальных слоев. Амер сделал много во имя того, чтобы его страна имела достойные вооруженные силы, которые смогли бы защищать ее границы. В 1959 году он ограничил всех египетских генералов, которые хотели иметь рядом западногерманских инструкторов. По приказу Амера этих генералов изгнали из вооруженных сил ОАР. Но маршалу явно не хватало понимания, казалось бы, простой истины - жизненной необходимости повышать технический уровень египетского солдата и офицера.

Амер окончил военную академию еще в 1938 году. Вместе с Насером начинал службу в небольшом городке Монкаде в Верхнем Египте. И им тогда казалось, что, посвятив свои жизни процветанию Египта, они никогда не разойдутся. Можно исписать десятки страниц о том, как неряшливо, не современно воспитывались египетские солдаты при Амере. Но ни в коем случае нельзя отрицать того, что именно Египет был первой страной, входившей в Британскую империю, которая нанесла ощутимое поражение метрополии. Я имею в виду не только вывод английских солдат из зоны канала в июне 1956 года, но и суэцкую войну. Об этом в Каире напоминает знаменитый мост аль-Галя. Ну, а что касается суэцкой войны, то Антони Иден, которому она стоила блестящей карьеры лидера партии британских консерваторов и поста премьер-министра, написал об этом не один том.

Каир отомстил Англии за столь пренебрежительное отношение к той самой силе, которая стала определять события на берегах Нила после военного переворота в июле 1952 года. Египет вырвал свою свободу из цепких рук английских колонизаторов ценой колоссальных жертв народа. Наверное, поэтому офицеры, начинавшие революцию 1952 года, становились так популярны. Амер воспользовался этой популярностью в ущерб интересам своей родины, которым он незадолго перед этим поклялся служить.

Средние социальные слои в ОАР обладают широчайшей гаммой революционных устремлений и возможностей. В 1952 году Амер ратовал за аграрную реформу, благодаря которой в стране впервые ограничивалось крупное землевладение. Реформа не коснулась его отца и родственников. Землю отбирали лишь у крупных помещиков, что не устраивало некоторых сослуживцев маршала. Среди них были выходцы из потомственных аристократов. Эти теряли землю и свои посты в армии. Молодые офицеры приобретали землю. Разумеется, в допустимых пределах. Наделы не превышали тот самый максимум, который был введен аграрной реформой.

Амер сделал все, чтобы повысить оклады офицерам. Ведь они почитались "отцами революции"! Когда же потребовалось укрепить молодую египетскую промышленность кадрами, верными президенту, то в нее пачками направлялись отставные полковники и генералы. Появились революционные офицеры в цивильных пиджаках. Они наводили дисциплину, а заодно погрязали в бизнесе, что медленно, но верно превращало их в элементарных дельцов. За ними тянулись генералы и офицеры, находившиеся на службе. В египетской армии образовывалась та самая "военная буржуазия", которая сыграла столь роковую роль в июне 1967 года.

Она широко использовала Амера, и он прекрасно это знал. Маршал медленно, но верно утрачивал те самые качества, которые позволяли ему в первые годы революции способствовать ее успеху. К 1962 году Амер превратился в оплот всего консервативного и антиреволюционного в египетской армии. Многие офицеры, остававшиеся на службе, практически основали известный клан, в который вошли очень влиятельные офицеры и генералы. Они стали открыто препятствовать осуществлению революционных реформ. Амер выступил против того, чтобы осуществлялся третий максимум крупного землевладения, провозглашенный Насером в мае 1962 года. Возглавляя перед июнем 1967 года Комитет по борьбе с остатками феодализма, он тормозил разоблачение крупных помещиков, которые нарушили закон об аграрной реформе. Бывшие генералы и полковники, действовавшие в промышленности, но не терявшие связи с Амером, вели дело к тому, чтобы свертывать революцию в египетской национальной экономике, что было проявлением самых настоящих контрреволюционных тенденций, порожденных неустойчивыми элементами все тех же средних классов.

Амер, как впечатляюще рассказал Дж. Олдридж, кончил печально. После июня 1967 года он приступил к сколачиванию военной группы, которая готовила переворот-антипод тому, который он вместе с другими лидерами "Свободных офицеров" совершил в июле 1952 года. Потерпев неудачу, Амер покончил с собой. Его бесславная смерть не на поле сражения, а в больничной палате, ставшей немой свидетельницей его последней тайны, не вызвала в Египте человеческой горечи. Амер убил не только самого себя. Вместе с ним сошли в могилу претензии довольно влиятельной группы военных, которые порвали с революцией и стали пособниками империализма и контрреволюции.

Гамаль Салем, полковник египетских ВВС. Вот уже более десяти лет его имя не упоминается ни в ОАР, ни за границей. Гамаль Салем всегда считался оплотом консерватизма в Совете революционного командования. Он выступал решительно против каких бы то ни было революционных преобразований в Египте, ибо считал, что все в нем вечно, как великий Нил. Гамаль Салем, как один из влиятельнейших членов Совета революционного командования, был практически против обращения за оружием к Советскому Союзу. Наверное, из-за этого его пути с Насером разошлись. Сказалось на его карьере и слабое здоровье. Гамаль Салем вскоре после переворота отошел от дел государства и армии. Он много ездил за границу, где лечился от своих тяжелых недугов. Несколько лет назад Гамаль Салем умер.

Салах Салем, армейский майор. Один из наиболее активных лидеров "Свободных офицеров". Он был министром национальной ориентации. Очень много занимался печатью и радио, направлял их выступления во всем, что было связано с революцией. Сразу после переворота 1952 года Салаха Салема называли тенью Насера.

Майор весьма активно занимался Суданом. Он даже предпринял довольно рискованную поездку на суданский юг, где пытался наладить контакт с представителями больших южносуданских племен. Будучи человеком очень непосредственным, Салах Салем решил, что лучшая форма контактов - приобщение к местным обычаям. Однажды он участвовал в ритуальных танцах одного из южных племен. Факт этот произвел сенсацию, попал в мировую печать. Салаха Салема стали называть "танцующим майором", унизительной кличкой, от которой он так никогда и не отделался.

После скандала с Насером по проблемам Судана Салах Салем разошелся с ним, и довольно надолго. Около трех лет майор находился в опале; начал было подвизаться в коммерции, но затем вернулся в печать. Но уж не в роли наставника, а главного редактора каирской газеты "Аль-Гумхурия". Эта работа не принесла ему ни славы, ни личного удовлетворения.

Разумеется, не появление Салаха Салема в печати ОАР увековечило его имя в истории египетской революции. Он сыграл весьма важную роль во всем, что связано с началом переговоров Египта с Советским Союзом о поставках оружия. Салах Салем начинал эти переговоры во время Бандунгской конференции и продолжал их в Каире до августа 1955 года. 2 сентября Насер объявил о том, что Египет получит требуемое для него современное оружие из Советского Союза, чем вызвал небывалый политический переполох на Западе и прежде всего в США.

Салах Салем страдал неизлечимым недугом почек. Несколько лет назад Каир прощался с Салахом Салемом трогательно, как с достойным сыном ОАР, сделавшим так много для ее процветания.

Абдель Латиф аль-Богдади, подполковник египетских ВВС. Политическая судьба этого человека подобна замысловатой книге. Он знавал небывалые взлеты и столь же захватывающие падения. В Совете революционного командования Абдель Латиф аль-Богдади представлял летчиков, которые в египетской армии всегда считались аристократами. Принадлежность к этому весьма влиятельному сословию обеспечивала допуск в высшее общество Египта. Выходцам из весьма зажиточных семей, чтобы служить в египетских ВВС, нужно было получать весьма солидный доход, они с самого начала не разделяли революционных порывов Насера и его ближайшего окружения. Их коробило даже от мысли, что "продавцы редиски и салата", как они именовали феллахов, будут заседать в египетском парламенте.

Абдель Латиф аль-Богдади полагал, что наилучший путь для Египта - союз с Западной Германией. Он представлял его как некую унию, охватывающую самые различные области жизни страны, включая и армию. Германские генералы и офицеры с его точки зрения были превосходными наставниками. Абдель Латиф аль-Богдади сопротивлялся как мог "советскому проникновению", особенно в вооруженные силы. Занимая самые различные посты, в том числе министра общественных работ, он поддерживал обширные связи с египетскими буржуа, которые превозносили его до небес как непревзойденного дельца и прекрасного политика.

Будучи председателем Национального собрания и вице-президентом ОАР, пост которого он занял после объединения Египта с Сирией, Абдель Латиф аль-Богдади всегда оставался самим собой. Его лебединой политической песней стала поездка в Западную Германию, где он набрал займов под высокие проценты и надавал много обещаний, чем привел в смущение даже своих сторонников. После того как на Национальном конгрессе народных сил была провозглашена социалистическая программа развития ОАР, Абдель Латиф аль-Богдади счел за благо подать в отставку. Одному из своих друзей он говорил, что устал настаивать на своем и поэтому уходит. Революция безжалостно раздавила его, но не до конца. Его дом в Гелиополисе еще навещают иностранные дипломаты и журналисты.

Закария Мохи эд-Дин, армейский подполковник. Его часто не без основания называют египетским Макиавелли. Трудно было понять, по крайней мере до июньской войны 1967 года, к чему стремится этот ловкий и очень скрытный человек. На лице Закария Мохи эд-Дина всегда застывшая непроницаемая маска. Подтянутый, собранный, всегда готовый к действию, он долго занимался внутренними делами ОАР. Закария Мохи эд-Дин занял пост министра внутренних дел Египта непосредственно после того, как им довольно недолго был сам Насер. Непроницаемый подполковник готовил аресты коммунистов в Египте в 1958-1959 годах.

В то памятное время мне пришлось беседовать с Закария Мохи эд-Дином. Подарив мне на память свою макиавеллиевскую улыбку, он заметил, что не может дать мне ответа на вопросы о том, каковы принципы внутренней политики ОАР.

- Мое дело, - заметил он, - безопасность на улицах! Только уличное движение. Ведь Каир такой сумасшедший город. Его все время лихорадит от невоспитанных шоферов такси.

Занимал Закария Мохи эд-Дин пост председателя высшего комитета ОАР по делам Асуанской плотины. Он показал себя на этом посту отличным администратором. Наверное, это привило ему вкус к самостоятельности, хотя его и считают только исполнителем. Когда ОАР проиграла "шестидневную войну", именно Закария Мохи эд-Дина назвали единственным кандидатом в новые президенты. Он не возражал и даже наговорил на магнитофонную пленку "тронную речь". Но она не была передана по каирскому радио. Мир так и не узнал, с чего же собирался начать новый глава египетского государства.

Позднее Закария Мохи эд-Дин довольно быстро определился. В качестве главы правительства он представил Насеру довольно откровенный проект решения всех внутриэкономических проблем. Суть проекта сводилась к тому, что необходимо поощрять частный сектор, получить новые займы, разумеется, у Запада, а все прорехи бюджета заткнуть за счет увеличения налогов на население.

В декабре 1968 года Насер сместил Закария Мохи эд-Дина со всех занимаемых им постов. Он насмерть стоял на своем проекте и не уступал ни на йоту. Закария Мохи эд-Дин прекрасно понимал, что за его спиной вся египетская контрреволюция. Это-то и было началом его конца.

Закария Мохи эд-Дин редко бывает в Каире. Он демонстративно живет в своей родной деревне, куда изредка наведываются его сторонники. Среди них не только архиправые, но и левые. Таков уж Закария Мохи эд-Дин. Он националист, которому не чужд и исламский восторг.

Халед Мохи эд-Дин, майор танковых войск. Его действия во время переворота в ночь на 23 июля 1952 года сыграли решающую роль в захвате Каира "Свободными офицерами". Халеда Мохи эд-Дина за его прогрессивные убеждения называют "красным майором". На Западе его часто именуют коммунистом. На самом деле Халед Мохи эд-Дин никогда не был членом ни одной из коммунистических или марксистских групп, существовавших на берегах Нила. Убеждения его всегда были очень прогрессивными, что серьезно пугало как его друзей, так и врагов, особенно последних. Влияние Халеда Мохи эд-Дина на все, что происходило в Совете революционного командования, было очень большим. В 1954 году он допустил серьезную ошибку - поддержал генерала Нагиба, ратовавшего за формальную демократию английского типа. Халед Мохи эд-Дин полагал в то время, что его главной задачей было не допустить ничьей личной диктатуры.

Ошибка стоила "красному майору" многого. Насер не забыл той поддержки, которую тот оказал генералу Нагибу. Вслед за изгнанием генерала со всех постов в государстве и армии настала очередь и Халеда Мохи эд-Дина. Ему предложили выехать из страны в Швейцарию. "Красному майору" присвоили ранг посланника и облекли подобием особой дипломатической миссии в Женеве.

Халед Мохи эд-Дин возвратился в Египет в 1956 году, после того как Египет был провозглашен республикой. Во время тройственной империалистической агрессии он редактировал специально созданную вечернюю каирскую газету "Аль-маса", к которой примкнули многие прогрессивные левые журналисты. Госдепартамент, направивший в 1957 году секретную ноту Насеру о так называемой "красной опасности" в Египте, требовал его немедленного смещения.

Халед Мохи эд-Дин по-прежнему влиятельная фигура в Каире. Он, как и прежде, "красный майор". Возглавляя Национальный совет мира ОАР, Халед Мохи эд-Дин продолжает то, что начал в июле 1952 года, - активно поддерживает прогрессивные меры правительства. В Национальном собрании Халед Мохи эд-Дин возглавляет специальный комитет по Асуанской плотине. За границей, куда он часто выезжает, "красный майор" активно защищает интересы своего народа.

Халед Мохи эд-Дин большой друг Советского Союза. Он много раз бывал в Москве, участвовал в самых различных кампаниях против империализма и неоколониализма. В апреле 1970 года, в канун 100-летия со дня рождения В. И. Ленина, Халед Мохи эд-Дин стал лауреатом международной Ленинской премии "За укрепление мира между народами".

28 сентября 1970 года скоропостижно умер президент Насер. Многим на Западе казалось тогда, что столь печальное событие в конце концов обернется для Египта и египтян, для всех каирцев, поддержавших своего президента в тяжелые дни июня 1967 года, самой настоящей катастрофой, свертыванием революции. Той самой революции, начало которой положило выступление "Свободных офицеров" в ночь на 23 июля 1952 года.

Каир встретил печальную новость стойко, как подобает этому городу. Он ответил не только скорбью, но сплочением всех своих подлинно революционных сил, непоколебимым стремлением укреплять дружбу с Советским Союзом. Это было крушением тех самых надежд империалистического Запада, о которых я упомянул выше. Продолжается не только борьба за ликвидацию опаснейших последствий израильской агрессии. Продолжается египетская резолюция. Клятву верности идеям президента Насера, великому делу, которому он отдал свою жизнь, дал его преемник Анвар Садат. Он вместе с умершим президентом начинал непримиримую борьбу за честь и подлинную независимость Египта. И именно Каир стал тем полем сражений, которые египетские патриоты выиграли.

Я неспроста приоткрыл завесу времени над судьбами многих из тех, кто начинал и кто продолжает египетскую национально-освободительную революцию. Какие они?

На этот вопрос, наверное, точнее других ответит Каир. В мае 1963 года, возвращаясь из Аддис-Абебы, где проходила первая встреча глав африканских независимых государств, мне пришлось слышать нечто поразительное. Мой сосед-габонец, глядя на вечерний Каир, удивился и признался, что он никогда не был в этом городе.

- Почему?

- В Каир приезжать небезопасно. Ведь этот город - красная столица Африки. Насер - коммунист!

Приходилось мне слышать и нечто противоположное. Кое-кто называет Каир чуть ли не оплотом национализма и реакции. Каждый, кто прочтет эти строчки, найдет в них то, что ему по душе. Мне же представляется, что Каир вместе с египетской национально-освободительной революцией нам очень близок, становится с годами ближе и дружественнее.

Каир слишком часто поет и танцует. Это у него в крови. Одна из очень популярных песен остается в сердцах тех, кто в те годы жил на берегах Нила:

"Возьми меня снова в Каир!.."

У каждого из нас - своя родина, свои любимые города. Они ближе всего на свете. Но кто хоть раз побывал в Каире, о котором так захватывающе написал Дж. Олдридж, его не забудет никогда.

Игорь Беляев