Каждый глава семьи жил в своем доме, будь то роскошный дворец с драгоценной мебелью или жалкая лачуга с циновкой на полу. Понятия "построить дом" и "взять жену" были для египтян синонимами. Мудрый Птахотеп советовал своим ученикам совершать то и другое в благоприятное время*. В одной египетской сказке старший из двух братьев имел жену и дом. Младший, у которого ничего не было, жил у брата на положении слуги, ходил за скотом и спал в хлеву ("Сказка о двух братьях").
* (Ptah-hotep (éd Dévaud), maxime 21.)
Яхмес, прежде чем прославиться при осаде Авариса, с юности вел суровую жизнь моряка и спал в гамаке, как все ветераны. Он воспользовался перерывом в военных действиях, чтобы вернуться в свой город Нехеб, построить дом и жениться. Но ему недолго довелось вкушать покой домашнего очага. Война возобновилась. Вербовщики фараона не забыли о храбрости Яхмеса и тут же призвали его на службу*.
* (Urk., IV, 2-3.)
Один из садовников царицы сообщает нам, что царственная повелительница женила его на одной из своих приближенных, а когда он овдовел - на другой. Жаловаться ему не пришлось, потому что царица дала за своими любимицами хорошее приданое*. Отсюда можно сделать вывод, что во многих случаях браки заключались по воле родителей или господ. Однако лирические стихи, донесенные до нас папирусами из музеев Лондона и Турина, свидетельствуют, что молодые люди пользовались значительной свободой**.
* (Urk., IV. 30, 31.)
** (Louvre. C 100, Maspero. Etudes égyptiennes. T. T. 257, 8.)
Юноша увидел красавицу:
Отроковица, подобной которой никогда не видели,
Волосы ее чернее мрака ночи.
Уста ее слаще винограда и фиников.
Ее зубы выровнены лучше, чем зерна.
И вот он уже влюблен. Чтобы привлечь внимание красавицы, он придумывает уловку:
Улягусь я на ложе
И притворюсь больным.
Соседи навестят меня.
Придет возлюбленная с ними
И лекарей сословье посрамит,
В моем недуге зная толк*.
* (Pap. Harris, 500, Chants d'amour, II, 9, 11; Muller W.-M. Die Liebespoesie der alten Egypten.)
Хитрость не удалась. И влюбленный по-настоящему заболевает, как в знаменитой поэме Андре Шенье:
Семь дней не видал я любимой.
Болезнь одолела меня.
Наполнилось тяжестью тело.
Я словно в беспамятство впал.
Ученые лекари ходят -
Что пользы больному в их зелье?
В тупик заклинатели стали:
Нельзя распознать мою хворь.
Шепните мне имя Сестры -
И с ложа болезни я встану.
Посланец приди от нее -
И сердце мое оживет.
Лечебные побоку книги,
Целебные снадобья прочь!
Любимая - мой амулет:
При ней становлюсь я здоров.
От взглядов ее - молодею,
В речах ее - черпаю силу,
В объятиях - неуязвимость.
Семь дней глаз не кажет она!*.
* (Gardiner Alan H. The Chester Beatty Papyri, № 1, табл. 25, 6-26.)
Юная девушка тоже неравнодушна к красоте юноши:
Два слова промолвит мой Брат, и заходится сердце.
От этого голоса я, как больная, брожу*.
* (Там же, табл. 22, 8.)
Однако она думает о будущем и рассчитывает на свою мать:
Наши дома - по соседству, рукою подать,
Но к нему я дороги не знаю.
Было бы славно, вступись моя мать в это дело.
Она бы ему запретила глазеть на меня.
Силится сердце о нем позабыть,
А само любовью пылает!*.
* (Там же, табл. 22, 8; табл. 23, с. 1.)
Она надеется, что возлюбленный все поймет и сделает первый шаг:
Вот он какой бессердечный!
Его я желаю обнять, а ему невдомек.
Хочу, чтоб у матери выпросил в жены меня,
А ему невдогад.
Если тебе Золотою* заступницей женщин
Я предназначена, Брат,
Приходи, чтобы я любовалась твоей красотой,
Чтобы мать и отец ликовали,
Чтобы люди чужие тобой восхищались,
Двойник мой прекрасный!**.
* (Золотая - эпитет богини Хатхор.)
** (Там же, табл. 23, 2-4.)
"Брат", в свою очередь, взывает к "Золотой", богине веселья, музыки, песен, празднеств и любви:
Пять славословий вознес я Владычице неба,
Перед богиней Хатхор Золотой преклонился.
Всевластной вознес я хвалу,
Благодарности к ней преисполнен.
Мою госпожу побудила, внимая мольбам,
Проведать меня Золотая.
Счастье безмерное выпало мне:
Сестра посетила мой дом!*.
* (Там же, табл. 24, 4-7.)
Влюбленные увиделись и поняли друг друга, однако решающее слово еще не сказано. Девушка колеблется между страхом и надеждой:
Шесть локтей отделяли меня от распахнутой двери,
Когда мне случилось пройти мимо дома его.
Любимый стоял подле матери, ласково льнули
Братья и сестры к нему.
Невольно прохожих сердца проникались любовью
К прекрасному мальчику, полному высших достоинств,
К несравненному юноше,
Чье благородство отменно.
Когда проходила я мимо,
Он бегло взглянул на меня.
Взгляд уловив,
Я ликовала душой.
Хочу, чтобы мать умудрилась раскрыть мое сердце.
О Золотая, не медли, - уменьем таким
Сердце ее надели!
И войду я к любимому в дом.
Его на глазах у родии поцелую,
Не устыжусь и чужих*.
Переводы А. Ахматовой и В. Потаповой
* (Там же, табл. 24, 10-25.)
(Тут следует заметить, что египтяне целовались, соприкасаясь носами, а не в губы, как греки. Этот обычай они переняли только в эпоху Позднего царства.)
Тем временем влюбленная поверяет свои сокровенные чувства деревьям и птицам. Она уже представляет себя хозяйкой дома и то, как они будут гулять по саду рука об руку с возлюбленным супругом*.
* (Pap. Harris, 500, Chants d'amour, IV, 2: V. 3.)
Таким образом, если дело продвигается недостаточно быстро и па пути к свадьбе возникают всякие препятствия, виноваты в этом скорее всего сами молодые люди. Родители на все согласны. Очевидно, они одобряют выбор своих детей. И если сопротивляются, то только для виду.
Фараон намеревался выдать свою дочь Ахури за пехотного генерала, а сына Неферкаптаха женить на дочери другого генерала, однако в конце концов сочетал их браком между собой, когда увидел, что юноша и девушка по-настоящему любят друг друга ("Роман" о Сатни-Хаэмуасе)*.
* (Maspero. Contes populaires, 4e éd., c. 128.)
"Обреченный царевич" прибыл в один из городов Нахарины*, где собрались юноши его возраста для участия в особом состязании. Царь той страны объявил, что отдаст свою дочь за того, кто первым доберется до ее окна. А жила красавица в высоком доме на вершине высокой горы. Царевич решил тоже попытать счастья. Он выдал себя за сына египетского воина, сказал, что ему пришлось покинуть родительский дом, потому что отец женился вторично. Мачеха ненавидела его и сделала его жизнь невыносимой. Царевич выиграл состязание. Взбешенный царь поклялся, что не отдаст свою дочь беглецу из Египта. Но царевна думала по-другому. Этот египтянин, которого она едва успела разглядеть, тронул ее сердце, и, если он не станет ее мужем, она тотчас умрет! Перед такой угрозой отец не устоял и сдался. Он радушно принял юного чужеземца, выслушал его рассказ, и, хотя царевич не признался, что он сын фараона, царь заподозрил его божественное происхождение, нежно обнял царевича, выдал за него дочь и щедро одарил**.
* (Нахариной египтяне называли царство Митанни в Северо-Западной Месопотамии, существовавшее в XVII-XIII вв. до н. э.)
** (Там же, с. 197, 203.)
В любовных песнях юноша называет свою возлюбленную "моя сестра", а та его - "мой брат". Однако нетрудно заметить, что влюбленные не живут под одной крышей и что у жениха и невесты разные родители. После свадьбы муж продолжал обычно называть свою жену "сенет" - "сестра", а не "хемет" - "супруга"*. Этот обычай установился в конце XVIII династии. Мы не знаем, когда он исчез, но на протяжении всего Нового царства он оставался в силе. Правда, в судебных процессах не обращали внимания на такие тонкости и употребляли слова "сен", "хаи" и "хемет" в их обычном смысле: брат, муж, жена. Тем не менее сначала греки, а за ними многие современные историки утверждали, будто в древнем Египте браки заключались, как правило, между братьями и сестрами**. Да, фараоны женились на своих сестрах и даже на своих дочерях, но по этому поводу можно привести ответ царских судей Камбизу на его вопрос: позволяет ли закон египтянам жениться на сестрах? "Никакой закон этого не разрешает, но закон дозволяет фараону делать все, что он хочет"***. До сих пор нам не известен ни один случай, чтобы сановник, горожанин или простолюдин был женат на своей сестре по матери или отцу. Но брак между дядьями и племянницами, по-видимому, разрешался, потому что на изображении в гробнице некоего Аменемхета дочь его сестры, Бакетамон, сидит рядом со своим дядей, как если бы она была его супругой****.
* (Davies. Neferhotep, c. 36, 37; Mem. Tyt., IV, 5; V, 5-7. Не следует забывать, что термины родства у египтян помимо прямого смысла имели более широкое значение. "Ит" - отец - означал иногда "предок". "Брат" и "сестра" означали иногда членов одной группы. Глагол "сенсен" означал "принадлежать", "присоединяться". )
** (Maspero. Contes populaire, 4e éd., с. 129, примеч. 1; Moret. Le Nil et la civilisation égyptienne, c. 110, 318-319.)
*** (Hérodote III, 31.)
**** (Th. T. S., I, c. 4; A2, XLVIII, 50.)
Мужская прическа времени XVIII династии
Мы почти ничего не знаем о свадебных обрядах: тексты и изображения на рельефах дают мало материала. Когда фараон из "романа" о Сатни-Хаэмуасе* решает поженить своих детей, он просто говорит: "Пусть приведут Ахури в дом Неферкаптаха этой же ночью! И пусть принесут с ней превосходные дары!"
* (Хаэмуас - старший сын Рамсеса II. В сказках, записанных в греко-римский период, он выступает в качестве "сетома" ("сетона") - жреца мемфисского бога Птаха.)
Так и было сделано, и теперь рассказывает молодая жена:
"Они привели меня, как супругу, в дом Неферкаптаха. Фараон повелел, чтобы мне доставили красивое богатое приданое золотом и серебром, и все люди царского дома мне его преподнесли"*.
* (Maspero. Contes populaires, 4e éd., c. 130. )
Таким образом, главной частью брачной церемонии являлся переход невесты с ее приданым из отцовского дома в дом жениха. Легко представить, что этот свадебный кортеж был не менее красочным и шумным, чем процессии во время приношения даров в храмах, прибытия иноземных послов, стремящихся "быть на воде царя", или погребальные шествия, которые египтяне в общем-то воспринимали как переселение из одного жилища в другое. Возможно, жених выходил навстречу кортежу, как Рамсес II, построивший крепость между Египтом и Финикией, где намеревался встретить свою невесту, дочь царя Хаттусили.
Музыкантша (остракон из Дейр-эль-Медина)
Египтяне были ужасными бюрократами, и вполне возможно, что молодожены еще представали перед каким-нибудь чиновником, который записывал их имена и регистрировал общее имущество супругов. Когда замужнюю женщину вызывали в суд, ее называли собственным именем, а затем следовало имя мужа, например: "Муте-муйа, супруга писца священных книг Несиамона". Из общего имущества две трети вносил муж и только одну - жена, как уточняет остракон из Фив. После кончины одного из супругов оставшийся в живых имеет право пользоваться всем имуществом, но продать или подарить может только свою долю*. Так, некий цирюльник уступил одному рабу все свое дело и выдал за него сироту-племянницу. Она получила в приданое часть из личного достояния цирюльника, который совершил официальный раздел имущества со своей женой и сестрой**.
* (Cerny J. La constitution d'un avoir conjugal en Égypte.- BIFAO. 1937, c. 41 и сл.)
** (Linage, dans BIFAO, XXXVIII, 233, 599.)
Нам кажется маловероятным, чтобы жрецы не участвовали в столь важном событии, как свадьба. Когда женатый человек совершает паломничество в Абидос, он всегда берет с собой жену. Очень часто супруги вместе посещают храм. Так, например, Неферхотеп, пастырь стад Амона, изображен со своей супругой, госпожой дома, "любимицей" Хатхор, владычицы Кусе, и певицей Амона в сценах, где он восхваляет Ра, когда тот восходит над восточным горизонтом, и бога Хорахти, когда Ра уходит за западный горизонт. Поэтому я полагаю, хотя у меня нет решающих доказательств, что супруги вместе с близкими родственниками посещали храм городского божества, приносили ему жертвы и получали от него благословения. Когда новобрачные входили в свои супружеские покои, писцы и жрецы, исполнив свой долг, а также гости и приглашенные расходились. Да будет мне позволено подкрепить это предположение тем, что египтяне любили вкушать пищу в узком кругу семьи. Но прежде чем оставить молодоженов наедине, все гуляли в этот день, пировали, ели и пили в меру возможностей или тщеславия породнившихся семей.