Обряд, совершаемый во всех храмах Египта во имя фараона и за его счет, происходил в глубокой тайне от всех, во мраке святая святых. Назначенный для этого жрец прежде всего очищался в "Доме Утра". Он брал курильницу, зажигал ее и шел к святилищу, очищая дымом терпентина все промежуточные покои. Наос, в котором находится статуя бога или богини из позолоченного дерева, еще закрыт. Жрец снимает глиняную печать, открывает обе створки, перед ним предстает статуя бога. Он простирается перед ней, обрызгивает статую благовониями, окуривает и читает над ней прославляющие молитвы. До сих пор бог был как бы безжизнен, а теперь жрец возвращает ему жизнь; он показывает ему сначала изображение глаза Хора, вырванного его врагом Сетхом и найденного богами, затем статуэтку Маат, богини истины, дочери Ра. После этого бога выносят из наоса. Служитель совершает его туалет, как если бы перед ним находился сам фараон. Он омывает бога, умащает, одевает, обрызгивает благовониями, затем ставит его в наос и кладет перед ним пищу, которую позднее предают огню. После последних очищений натроном, водой и терпентином обряд завершается. Остается только закрыть наос, задвинуть засовы и наложить печать. Жрец удаляется, пятясь*.
* (Ритуал известен из трех папирусов Берлинского музея и но рельефу в храме Абидоса: Moret. Le rituel du culte divin journalier en Egypte. P., 1902.)
За эти заботы бог даровал фараону жизнь, и не только телесную, но и жизнь в единении с богом с бесконечными празднествами в грядущей вечности. Народ не принимал никакого участия в этом ежедневном обряде, но ему достаточно было знать, что фараон удостоился благословения своих божественных отцов и теперь их милости распространятся на весь Египет.
Простые люди брали свое в дни больших выходов бога к народу, но в ожидании этих великих празднеств каждый мог, должно быть за небольшое пожертвование, войти в дом бога, пересечь храмовой двор и священную рощу, приблизиться к парку, где разгуливал бык или баран, воплощавший бога, или к водоему, где плавал крокодил Себека. Ничто не мешало простому египтянину поставить, если он находился в Фивах, у подножия статуи Амона, а если дело происходило в Мемфисе - Птаха, маленькую известняковую стелу, на которой рядом с изображением бога были высечены ухо и глаз, но чаще множество ушей и глаз - три, девять, сорок восемь и до трехсот семидесяти восьми! Это - хитроумный способ заставить бога услышать и увидеть дарителя: теперь он мог просить бога о самых разных благах и милостях, кроме избавления от смерти, ибо смерть не внемлет мольбам*.
* (Blok H. P. Remarques sur quelques steles dites "a oreilles" Kemi, II, 123-135.)
Во всех храмах мы находим такие "целительные" статуи и стелы*. На одной стороне стелы обычно изображен голый младенец Хор, стоящий на крокодиле со змеями в руках, а над ним - гримасничающий Бэс. На другой стороне или на цоколе стелы начертан рассказ о том, как божественное дитя (Хор) в отсутствие его матери (Исиды) было ужалено змеей в болотах Ахбит. Царь богов, услышав стенания матери, повелел Тоту исцелить ребенка. Иногда надписи рассказывали, как Ра исцелил ужаленную скорпионом Баст, или о том, как Осирис, брошенный в Нил своим братом, чудом спасся от зубов крокодила. Статуи чаще всего изображали набожных людей, прославившихся при жизни как заклинатели змей. Статуя или стела обычно стояла на цоколе в центре маленького водоема, который сообщался с другим, расположенным ниже водоемом. Когда приходил человек, укушенный змеей, статую или стелу обрызгивали водой. Стекая в нижний водоем, она приобретала целительные свойства и силу всех заговоров и заклинаний. Ее зачерпывали внизу, давали пить пострадавшему и говорили: "Яд не проникнет в его сердце, он не сожжет его грудь, ибо Хор его имя, Осирис - имя его отца, Нейт-плакальщица - имя его матери".
* (Lacau. Les statues "guérisseuses" dans l'ancienne Égypte. Monuments Piot XXV (1922); Erman. La religion des Égyptiens, c. 355; Lefebvre. La statue guerisseuse du Louvre, Mélanges Loret, c. 89 и сл.)
Исцеленному оставалось только отблагодарить "святого", спасшего ему жизнь горячей молитвой, что, впрочем, не избавляло его от необходимости оставить жрецу-уабу, или "божественному отцу", который зачерпывал целительную воду, маленький подарок.
Тем не менее эти скромные просители со своими скромными дарами чувствовали себя неловко в роскошных домах богов Мемфиса, Фив и больших городов. Они предпочитали видеть своих великих богов не в официальных храмах, а в маленьких святилищах.
Работники же некрополя избрали своей покровительницей богиню-змею Меретсегер, "Любящую молчание". Она обитала на вершине горы над поселком, и, когда они говорили "Вершина" ("Вершина Запада"), трудно было понять, что они имеют в виду - богиню или ее жилище. Один служитель некрополя, по имени Неферабу, призвал однажды в свидетели правдивости своих слов Птаха и Вершину. Но оказалось, что он солгал. Вскоре он ослеп. Он признался в своем преступлении перед Птахом, погрузившим его во тьму среди бела дня. Он молил о милости этого бога, не оставляющего никаких проступков без справедливого суда. Однако это ему не помогло. Тогда Неферабу обратился с мольбой к Вершине Запада, великой и всемогущей. Эта богиня явилась к нему с прохладным ветерком. Она исцелила его от слепоты. "Ибо Вершина Запада милостива, когда ее умоляют"*.
* (Stéle 589 du Br. Mus. et stéle 102 de Turin; Erman. Denkstein aus der thebanischen Gräberstadt (Sitz. Berl. Ak., 1911, 1100).)
Маленькое святилище Меретсегер пользовалось большой популярностью, о чем можно судить по количеству найденных там стел и благодарственных надписей, причем эта богиня прекрасно уживалась с великими богахми, чьи святилища располагались по соседству. Когда один работник некрополя заболел, его отец и брат обратились к Амону: он может спасти даже тех, кто уже на том свете. Царь богов явился, как северный ветер, как свежее дыхание, чтобы спасти несчастного, ибо он во гневе не каждый день. Гнев его быстро проходит, и от него не остается следа*.
* (Stéle 23077 du musée de Berlin; Erman. Ук. соч., с. 1088- 1097.)
Эхнатон, Нефертити и царевны поклоняются Атону (Ахетатон)
Работники некрополя, избравшие своей покровительницей "Любящую молчание", имели еще одного покровителя, который первым из фараонов Нового царства повелел вырыть себе усыпальницу в Долине царей,- Аменхотепа I*, первого работодателя и первого благодетеля для всех жителей района Дейр-эль-Медина. Его культ вскоре стал настолько популярен, что в Фивах на левом берегу ему воздвигли много святилищ. Были найдены остатки храма "Аменхотепа садов", "да будет он жив, невредим и здоров". Известны названия трех других храмов: "Аменхотеп - преддверие храма", "Аменхотеп, плывущий по водам" и "Аменхотеп - любимец Хатхор". Праздник в честь этого доброго покровителя длился четыре дня, и все эти дни работники некрополя со своими женами и детьми пили и пели не переставая. Все жрецы, несшие статую фараона, зонты и опахала, обрызгивавшие ее благовониями, служили в некрополе.
* (Cerny. Le culte d'Amenophis Ierchez les ouvriers de la nécropole thébaine.- BIFAO, XXVII, c. 159 и сл.)
Они настолько верили в Аменхотепа, что обращались к нему за разрешением споров. Это мирное правосудие было куда более быстрое и несравненно менее накладное, чем правосудие везира и его писцов. Одна истица обращается к Аменхотепу с такими словами: "Приди ко мне, мой господин! Моя мать с моими братьями затеяли тяжбу со мной".
А дело заключалось в следующем: покойный отец истицы завещал ей две доли меди и назначил содержание в семь мер зерна. Мать же забрала всю медь и выдавала ей только по четыре меры зерна.
В другом случае столяр сделал гроб из своего дерева. Работу и материал оценили в тридцать один дебен. Однако хозяин соглашался уплатить только двадцать четыре дебена. Или еще. У резчика украли одежду. Он излагает свою жалобу статуе фараона: "Господин мой, приди сегодня! У меня украли мою одежду".
Писец читает список домов, видимо домов неплательщиков, и в том числе называет дом Амоннахта. Ответчик заявляет, что ни в чем не виноват: в то время он находился у дочери. Все обращаются к богу, и он подтверждает его слова. У другого работника некрополя, по имени Хаэ-муас, несправедливо оспаривали право на дом. Снова обратились к статуе фараона, и она подтвердила права Хаэ-муаса резким кивком головы.
Возможно, подражая обожествленному фараону, другие божества и даже великие боги тоже снисходили до простых смертных, давали им полезные советы или разрешали сложные споры. Один начальник стражников присутствовал на процессии в честь Исиды. Божественный лик вдруг склонился к нему с борта священной ладьи. Вскоре этот человек получил повышение.
В столице чаще всего обращались за советом к великому фиванскому богу.
Одного из управляющих хозяйством Амона обвинили в хищениях. Статую бога поставили на священную ладью и перенесли в специальное помещение храма. Составили две противоречивые записки: "О Амон-Ра, царь богов, говорят, что этот Тутмос спрятал вещи, которые исчезли",- гласила первая. На второй было написано: "О Амон-Ра, царь богов, говорят, что у этого Тутмоса нет ни одной вещи из числа тех, что исчезли".
Бога спросили, изволит ли он рассудить это дело. Бог ответил: "Да". Обе записки поместили перед ним, и Амой дважды указал на вторую, которая оправдывала обвиняемого. Тутмосу сразу вернули его должность и дали новые поручения.
Во время процессии верховный жрец спросил Амона, можно ли сократить срок изгнания одного человека, высланного в Большой оазис. Бог в знак согласия кивнул головой*.
* (Naville. Inscription historique de Pinodjem III.)
Царь богов не всегда отвечал простым смертным, зато с большой охотой разрешал важные государственные вопросы. Когда Рамсесу II в начале его царствования пришлось назначать верховного жреца Амона, он созвал совет, на котором в присутствии бога были названы один за другим все кандидаты, все, кто мог бы занять эту должность. Бог выразил свое удовлетворение, только услышав имя Небуненефа. Верховный жрец Херихор советовался с Хонсу по многим вопросам. Когда в Эфиопии трон остался без царя, многие вожди прошли перед Амоном, прежде чем он избрал одного из них правителем страны*.
* (Urk., Ill, 94-95 (stele de l'intronisation I. 18-19).)
Имеющиеся у нас документы не дают достаточно ясного представления, каким образом бог выражал свою волю. Некоторые египтологи, очевидно припомнив известную главу из "Дон Кихота", решили, что египетские статуи тоже были подвижными и управлялись жрецами: они не могли говорить, однако могли поднять или опустить руку, кивнуть головой, открыть и закрыть рот. В Лувре хранится единственный известный нам экземпляр такой "говорящей" статуи. Это голова шакала с нижней подвижной челюстью. Анубис всегда стоял с открытой пастью; если потянуть за веревочку, пасть закрывалась*.
* (Boreux. Catalogue guide (Louvre, Antiquités égyptiennes, 534-535). Cp.: Loukianoff. Une statue parlante ou oracle du dieu Rê-Harmakhis.- ASAE, XXXVI, 187.)
В других случаях вопрошаемого бога жрецы вносили на носилках. Если он наклонялся вперед, значит, был согласен, если отклонялся назад или отступал, значит, не соглашался*. Не всегда ясны и последствия таких консультаций. Когда бог выбирал кандидата на какое-нибудь место, несомненно, выбор был сделан заранее. Когда бог оправдывал обвиняемого, дело прекращали. Ограбленному оставалось только продолжать поиски вора. Ну а если бог указывал на виновного? Самое лучшее было вернуть украденное или возместить его стоимость, потому что, если этот человек упорствовал, он рисковал получить за воровство и за ложь двойную порцию палок. Когда речь шла о разрешении спора, надо полагать, обе стороны заранее соглашались принять решение оракула, каким бы оно ни было. В храме Амона находилась тюрьма со стражниками-меджаями, всегда готовыми исполнить повеления бога.
* (Cerny. Questions adressées aux oracles. BIFAO, XXXV, 41; cp.: J. E. A., XI. 249-255; XII, 176-185.)